Депутаты приказали языку не высовываться

Ирина Оренина

(с) "Yтро". Опубликовано: 14.06.2002

"Депутаты приказали языку не высовываться"

http://www.utro.ru/articles/2002061414003983712.shtml

Численность филологов в нашей стране приблизительно соответствует численности населения. Во всяком случае редкий россиянин останется в стороне и не начнет излагать свою точку зрения, если речь зайдет о русском языке. Была я свидетелем исключительно шикарного диалога двух далеко не тверезых колхозников, рассуждавших об этимологии слов "драть" и "дать дёру". Впечатление мое от этой беседы осталось настолько мощным, что с тех пор я зареклась оценивать степень владения родным языком тех или иных слоев населения. По многим причинам диалога этого я не воспроизведу, но сам факт в памяти останется надолго.

Речь, собственно, о законопроекте "О русском языке как государственном языке Российской Федерации", принятом не так давно Государственной Думой. Я немногим отличаюсь от моих сограждан, особенно в смысле трепетного отношения к филологии, и мне не чуждо желание выразить по этому вопросу свою позицию. И трактовать представленное в законопроекте я, соответственно, намерена со своей колокольни.

Первое, что бросается в глаза, когда читаешь законопроект, - это ворох очевидных противоречий, с которыми наверняка столкнулись и от разрешения которых по неизвестным науке причинам отказались гг. депутаты Государственной Думы. Их много, и у меня нет намерения рассматривать все противоречивые казусы. Поэтому я приведу только два или три примера – наиболее одиозных, на мой взгляд.

Для начала процитирую: "Закон имеет целью… содействовать формированию бережного отношения к русскому языку как государственному языку Российской Федерации, сохранению его самобытности, богатства и чистоты как общего культурного достояния народов России и мировой культуры…" (преамбула), "Государственная политика по защите русского языка Российской Федерации направлена на обеспечение всестороннего развития русского языка…" (ст. 4, часть 1), "В совместном ведении федеральных органов государственной власти Российской Федерации и органов государственной власти субъектов Российской Федерации находятся… сохранение самобытности и чистоты русского языка, повышение уровня культуры русской речи граждан Российской Федерации" (ст. 6), "Социальная защита русского языка как государственного языка Российской Федерации направлена на развитие, изучение и распространение русского языка как государственного языка Российской Федерации…" (ст. 7, часть 2), "Экономическая защита русского языка как государственного языка Российской Федерации предполагает целевое бюджетное и иное финансовое обеспечение федеральных программ развития русского языка…" (ст. 7, часть 3), "В целях защиты русского языка как государственного языка Российской Федерации от неоправданного заимствования иноязычных слов, терминов и выражений, засоряющих русскую речь, используются соответствующие им слова, термины и выражения русского языка" (ст. 20, часть 3). На этом, пожалуй, пора прекратить цитирование и начать изложение собственно позиции.

Выделенное жирным курсивом – это ключевые моменты, противоречащие друг другу следующим образом. Известно, что развитие чего угодно (хоть языка, хоть человека, хоть государства) предполагает, во-первых, анализ, а во-вторых, синтез. Если с анализом все более или менее понятно, то синтез возможен только при наличии двух или нескольких составляющий. Синтезировать а и а невозможно. Можно при благоприятных условиях синтезировать а и б.

Таким образом, для обеспечения развития русского языка необходимо создать такие условия, при которых русский язык обладал бы возможностью заимствований. Это – обязательное условие лексического развития любого языка. Заимствования приходят в язык не только с привнесением какого-либо исконно чуждого национальной культуре феномена. Заимствования выполняют еще как минимум две очень важные функции. Первая – это выделение того или иного оттенка значения. Сравните: "утверждение" и "ратификация" – слова несут различную семантическую нагрузку, несмотря на то, что в сущности обозначают одно и то же.

Вторая особенность заимствований – это обогащение как литературного языка, так и устной речи. Можно сказать "доброе имя", а можно сказать "реноме". С точки зрения русского языка, и тот и другой вариант употребим в самых разных контекстах, однако, если доброе имя человека является предметом обсуждения, употребление таких синонимов, как "лицо", "реноме", "репутация" не только возможно, но и настоятельно необходимо, поскольку многократное повторение одного и того же термина в речи есть, извините за выражение, моветон и свидетельство низкого уровня образованности собеседника.

Вот тут мы вплотную подходим к тому противоречию, о котором говорилось в самом начале, а именно: невозможно сохранять в чистоте и развивать одновременно. Так или иначе, но любое развитие в сущности – это банальное засорение. Во всяком случае именно так оно выглядит на первом этапе и именно на него оно меньше всего похоже по завершении синтеза. Можно в связи с этим обратиться к очень давнему примеру вражды между "западниками" и "славянофилами" и убедиться в том, что привнесение в родной язык иноязычной лексики оправдано исторически. Оно отнюдь не мешает, а весьма способствует развитию языка, и дело здесь не только в обогащении лексикой.

Известно, что мыслим мы далеко не словами, а как минимум (в очень грубом варианте) образами. Наше мышление ассоциативно. Мы сталкиваемся с неким фактом, который вызывает у нас те или иные эмоциональные или ментальные ассоциации, которые, в свою очередь, вызывают ассоциации вербальные (прошу прощения, но слово "лексические" тоже иноязычного происхождения, а сказать "словесные" у меня почему-то язык не поворачивается). Таким образом, через усвоение иноязычной лексики мы тем или иным образом открываем для себя незнакомые нам прежде ассоциативные связи. Они могут как совпадать, так и не совпадать с ассоциациями непосредственных носителей данной лексической единицы, но в данном случае важно не это, а то, что мы получаем нечто новое. Если эту ассоциативную связь удается синтезировать в общий культурный фон, мы ее синтезируем и пользуемся ею в дальнейшем как своей собственной, не забывая, однако, о том, что прежде она была привнесена из другого языка. Если она не желает синтезироваться (т.е. выпадает из общего культурного контекста), то естественным образом удаляется.

В связи с этим весьма отрадно, но абсолютно не понятно стремление депутатов Госдумы одновременно сохранять в чистоте и развивать русский язык. Процесс анализа и синтеза лексических единиц – дело довольно долгое и муторное. Язык неспешен и развивается медленно, даже если на каком-то этапе создается впечатление полного его изменения. На нашей памяти происходил процесс перестройки, сопровождавшийся массой самых разнообразных, удивительных событий. Все они так или иначе должны были быть идентифицированы и поименованы, вследствие чего в наш разговорный язык пришло множество терминов, некоторые из которых прежде не использовались нами вовсе, а некоторые использовались только в специфической среде. Так, например, для советской действительности был нехарактерен термин "парламент". Мы употребляли его только по отношению к зарубежным органам государственной власти. Слово "экстрасенс" до 80-х гг. если и было знакомо, то только единицам, а выражения "деструктивный религиозный культ" вообще не существовало в нашей природе. В какой-то период концентрация новой лексики стала настолько велика, что русский язык начал казаться чем-то начисто исковерканным и абсолютно посторонним слуху русского человека. Однако по прошествии времени все встало на свои места: мы научились адекватно употреблять чуждую некогда лексику, при этом не путаем "конфиденциальный" с "конфессиональным", и "прецедент" с "инцидентом" в большинстве случаев пишем вполне грамотно. Многие даже знают значения всех этих странных слов.

Вообще, прежде чем язык полностью осмыслит привносимые в него новые категории, ассоциации и термины, пройдет хорошо если пара-тройка десятилетий. На протяжении этих двух-трех десятилетий будут "пренценденты" самого разного свойства. Относиться к этому истерично нелепо. А именно в оттенок истерии и окрашена часть 3 статьи 20, цитированная выше. "Неоправданное" и "засоряющее русскую речь", с точки зрения депутатов, заимствование иноязычных слов, терминов и выражений, на самом деле имеет огромное значение для полноценного развития языка. Без этого "мусора" язык кастрируется, т.к. волей депутатов отнимается одна из важнейших языковых функций – ассимилировать в себе иноязычную лексику. Если уж называть вещи своими именами, то язык без заимствований – это выхолощенный язык.

Однако противоречие на почве стремления развивать русский язык и одновременно сохранять его в чистоте – не единственный подводный камень законопроекта. Отметить хотелось бы так же 3 часть статьи 14. Снова цитирую: "В средствах массовой информации, средствах коммуникации и иных средствах, в публичных выступлениях не допускается сквернословие, употребление вульгарных, бранных слов и выражений, унижающих человеческое достоинство".

Спорить с тем, что унижать, а тем более публично, кого бы то ни было – некорректно, я не собираюсь. Хотя понятие "унижение" сугубо индивидуально и не поддается регламентации. Кому-то достаточно косого взгляда, чтобы почувствовать себя униженным (например, правоверной мусульманке в общественном месте), а кому-то будет безразлично даже избиение (есть и такие, а есть и отдельные товарищи, которые получают от этого реальное удовольствие, мазохисты называются). Именно поэтому применительно к формулировкам закона понятия "унижение", равно как "сквернословие", "вульгарные, бранные слова и выражения" надо пояснять. Во-первых, с каких это пор термины "вульгарный" и "бранный" синонимичны? Из контекста фразы однозначно следует их тождество, ибо разделительного союза "или" между ними нет. Означает ли это что употребление вульгарных слов не в бранном смысле допустимо, равно как допустимо употребление бранных, но невульгарных слов? И надо ли понимать фразу в том смысле, что употребление "вульгарных, бранных слов" допустимо, если "вульгарные, бранные слова" не унижают ничье достоинство? Если следовать букве закона, то журналист, в соответствии с ним, вполне имеет право написать: "Г-н N не козел, не сволочь, не полный идиот, не ублюдочная скотина и не подзаборная грязная тварь, а очень хороший человек". В данном случае употребление всех этих слов совсем не унижает г-на N, однако любое из них может быть охарактеризовано как "вульгарное" и "бранное" одновременно, за исключением, разве что "твари", каковая, как известно, есть не что иное, как животное, "скотины", обозначающей любую домашнюю тварь, "козла", представляющего собой мужскую особь определенной разновидности скотины, и "идиота", который не более чем медицинский диагноз. Ни одно из перечисленных выше слов не является вульгарным. "Сволочь" является бранным словом, однако вопрос о том, является оно вульгарным или нет, насколько мне известно, не решен. Вообще, на мой взгляд, вульгарным не является ни одно слово, во всяком случае в своем прямом значении. Все так называемые вульгаризмы – лишь семантически переработанные общеупотребительные слова и выражения. "Урод" – это медицина. "Дурак" – это субъективная оценка умственных способностей индивида. Выражение: "Заставь дурака богу молиться – он лоб расшибет" не несет оттенка вульгаризма, что является прямым доказательством невульгарной семантики слова "дурак". Собственно, списка вульгарных и бранных слов в юридической природе, если мне не отшибло память, не существует. Следовательно, невозможно оценить степень вульгарности или бранности того или иного слова. Следовательно, 3 часть статьи 14 представляет собой фикцию. Точно так же, как представляет собой фикцию любая из тех статей закона, где встречается фраза "сквернословие, употребление вульгарных, бранных слов и выражений, унижающих человеческое достоинство". Четко обозначенных критериев сквернословия, вульгарности, бранности и унижения человеческого достоинства не существует. Если уж на то пошло, унизить можно без слов, а можно выразиться матом – и никто не почувствует себя униженным (т.н. нецензурная лексика, к примеру, является, наряду с т.н. нормативной, предметом научных дискуссий, и без т.н. сквернословия в этих дискуссиях ну никак не обойтись).

Указание в тексте закона на "бранные" или "вульгарные" термины обязано предполагать наличие приложения в виде списка тех терминов, которые необходимо считать бранными или вульгарными, а также выражений, "унижающих человеческое достоинство". Без этого списка, в соответствии с презумпцией невиновности, ни одну лексическую единицу русского языка никто не имеет права назвать бранной или вульгарной, ибо это есть неуважительное отношение к русскому языку, каковое недопустимо, согласно все тому же законопроекту (статья 2): "В Российской Федерации недопустима пропаганда вражды или неуважительного отношения к государственному языку Российской Федерации".

По той же самой причине фикцией является часть 1 статьи 20: "В официальных сферах использования русского языка как государственного языка Российской Федерации соблюдение культуры речевого общения является обязательным". Для того, чтобы эта статья стала выполнима на практике, необходимо выработать нормативы "культуры речевого общения", а их, к счастью, нет и ни в коем случае не может быть. "К счастью" – потому, что, если бы они существовали, стало бы невозможным развитие языка, к которому столь отчаянно и странно стремятся гг. депутаты. Ибо любой взятый с потолка (т.е. не обусловленный логическими соображениями) норматив есть догма, а там, где существует догма, есть лишь стагнация, во всяком случае в той части, какую эта догма затрагивает. Отрадно лишь то, что языку приказать невозможно. Вне зависимости от воли депутатов он будет развиваться по собственным законам, принимая что-то новое и избавляясь от ненужного ему сам. Повторяю: ненужного ему, а не государственным чиновникам.

В целом впечатление от законопроекта осталось следующим: депутатам жизненно необходимо расширить бюрократический аппарат, и с этой целью они готовы принимать абсолютно алогичные законопроекты. Будет ли столь же алогичен президент, мы узнаем уже в обозримом будущем.

При подготовке материала использовались следующие источники:

Проект Федерального закона "О русском языке как государственном языке Российской Федерации"

Последнее обновление: 17 ноября 2002 г.

(c) Aeterna schisma@narod.ru